~800 годы нашей эры
Реальное изложение следующих исторических событий: Элайджа де Риверди раскрывает заговор против Его Величества. В результате этого события семья Риверди становится богатейшим Аденским родом. Кроме того, в связи с падением некоторых из Великих домов, была открыта дорога для "новой аристократии", одной из которых стала семья Арвуд, чей выходец служил виночерпием на заседаниях Совета.

---

---

В богатом убранстве тронной залы было что-то божественное, в какой-то мере нарочно возвышенное. То ли дело было в высоких колоннах, держащих потолок, похожий на небесный свод, то ли в придворных, облаченных в белые ряса точно святые. А, может, суть вся в высокомерии, сквозившем в воздухе к каждому презренному, удостоившегося чести преклонить колени у подножия трона, столь большого, что занимать его, по меньшей мере, должен был великан.

«Или помазанник Шести Богов», лизнула разум ленивая мысль.

Облаченный в тяжелые меха грузный мужчина вчитывался в лежащие в его руках бумаги. Оттого, как часто он хмурился, даже при малейшем изменении в лице, проступала глубокая морщинка, залегшая меж его бровей.

— Покиньте нас. Немедля, - тяжело звучал голос мужчины, с трудом удержавшегося, чтобы не скомкать бумаги.

Придворные служки и летописец, очевидно, раздосадованные тем, что оказались не допущены до самого центра обсуждений. За дверьми оказалась даже стража, высланная прочь. И лишь один посторонний не сдвинулся с места — златовласый мужчина, стоящий за королевским гостем точно его тень. На красноречивый взгляд Его Величества был дан четкий ответ: «Он остается. Надежен».

Отосланные прочь негодовали, мерили обоих мужчин недовольным взглядом, однако ослушаться не могли. На устах у всех и каждого был лишь один вопрос: что Элайджа де Риверди забыл в Королевском Дворце?

Этот молодой мужчина за свою непродолжительную жизнь уже успел стать центром нескольких крупных скандалов.

Когда Элайджа де Риверди при не слишком крепком доходе своей семьи вместо того чтобы искать работу в соответствии с его статусом и образованием, взял в долг у зажиточного ростовщика, высший свет лишь крутил пальцем у виска. У мальчишки, должно быть, помутился разум от горя! Он заложил семейное поместье в долг! Пропьет и прокутит, считали многие. Азартные игры, сетовали другие. Женщины, не без насмешки иронизировали третьи. Но все они глубоко заблуждались.

Приняв у почившегося отца бразды правления и получив право вволю управлять средствами и решениями от имени Риверди, Элайджа открыл первый в Адене бордель за своей фамилией. И пока одним это казалось неслыханной дерзостью и безумством, другим подобное прельщало. Они понимали, что за заведением стоит хозяин, до которого в случае чего можно будет дойти. По факту, имя, высеченное на вывеске публичного дома, было для его посетителей гарантом качества. Лишь вступив в этот бизнес, Элайджа занял высокую нишу. Больше не было необходимости выискивать шлюх по портам и закоулкам, по сомнительного качества кабакам. Если у тебя были деньги, и ты желал попробовать искусную жрицу любви, ты знаешь, что в Адене не найти проститутки лучше, чем та, что обитает в притоне Риверди. Мальчишке не было равных в том, чтобы делать деньги.

Спустя всего пару месяцев с начала работы он рассчитался с ростовщиком. А к своим двадцати семи годам, спустя почти десять лет с кончины предыдущего главы дома, он приумножил золото своей семьи больше чем в несколько раз. Из дворян среднего класса, которые с трудом содержали дом в годы неурожая, они разом превратились в одну из самых богатейших семей королевства. Денег у них было отныне так много, что говорить об этом казалось просто неприличным.

Неприличным, однако, было водить дружбу с Риверди вовсе. Сестер Элайджи и его племянниц не желали брать в жены даже сыновья из не самых именитых домов. Семья Риверди стала восприниматься как рассадник грязи и блуда. Осуждая и обсуждая их, люди словно бы могли почувствовать себя лучше. Правильнее. Чище. Впрочем, Элайджу пересуды не беспокоили. Для сестер супруги найдутся среди его кузенов и родных братьев, а для племянниц — среди их братьев. Обычная практика, к которой семья время от времени прибегала за неимением других вариантов.

Куда больше Элайджу беспокоил другой вопрос — отлучение от церкви, инициированное самим Верховным Служителем. Впрочем, и этот вопрос разрешился достаточно быстро: стоило внести щедрое пожертвование, и дом Богов вновь распахнул перед ним свои двери. Элайджа был уверен: при нужных вложениях он мог бы купить себе и сан святого великомученика, который несет на себе грехи как тяжелейшую ношу.

— …Это правда? - звучит напряженный голос с трона. Басистый и тяжелый, он отражался от стенок дворца. — То, что написано в этих документах. Если хотя бы слово оттуда лживо… - предупреждал монарх, очевидно, находящийся на пределе.
— Мой благочестивый Король, - звучал голос Элайджи сладко точно мед. — Отсохнуть языку моему, если я лгу. Как смею я? Вы можете не верить моим устам, но не бумагам. Вы видите печати. Сургуч не солжет.

И Его Величество, конечно, это знал. Сердце его снедала печаль, столь глубокая и столь тяжелая, что даже помыслить, как себя ощущал Король, было невообразимо. Он тяжело вздыхает и прислоняется лбом к упертой в подлокотник руке, сжатой в кулак.

— Почему, - вопрошал он с глухим отчаянием. - в единственный час, когда от Вас, Риверди, я ждал лжи, Вы приносите мне правду?

Ответом ему служила лишь улыбка. Он не был святым и не был грешником. Можно ли было судить того, кто желает блага для своей семьи и своего Короля? Можно ли было предъявить ему что-то в здравом уме? Нет. Но Король, прекрасно зная сущность этой прогнившей изнутри семейки, понимал, что Риверди не чист на руку.

Элайджа обличил готовящийся против Короны заговор. По его словам, все начиналось как дискуссионный клуб, в котором состояли представители крупнейших семейных гнезд Адена. В нем обсуждались проблемы государства, зрело недовольство, которое со временем перекочевало во вполне определенные планы по свержению престола. И тогда Элайджа, осознав, что разговоры эти не останутся пустым трепом, собрал все имеющиеся у него доказательства, и самолично прибыл к Королю.

Конечно, это была наглая ложь. Если бы Риверди наверняка знал, что силы сопротивления одержат победу, он бы ни за что не переметнулся на сторону законного правителя. Именно такой непостоянностью, подлостью и способностью укусить кормящую тебя руку и славилась семья Риверди. Изменчивые, способные подстроиться практически под любые события, вероятно, потому они и успешно выбирались из всякого кризиса. Не было в них чести.

И тем не менее, хотя Его Величество не верил ни единому слову стоящего перед ним змея, у него не было доказательств обратного. Подпись главы дома Риверди ни значилась ни на одном существенном документе, им принесенном, и слуги, хлопотавшие для своих господ, не свидетельствовали о его активном участии в разговорах. Кроме того, у Элайджи было преимущество, которым он не брезговал воспользоваться:

— Какое горе. Брат нашего Добронравного Короля оказался во главе заговора. Право, кто бы мог подумать, что...
— Хватит, - осек его Король и поднял руку, мрачнея на глазах.

Элайджа поклонился, изображая в крайней степени послушание, но, конечно, ни в одном его движении не сквозило подчинение. Подлый змей играл свою игру, лишь ему одному понятную. Он не боялся ни Богов, ни Духов, и вместе с тем, казалось, само мироздание благоволит ему. Объяснить иначе, почему он все еще жив, было невозможно.

— Что у тебя осталось, Риверди?
— Смотря что Вы ищете, Ваша Светлость, - усмехнулся он негромко. - Копии всех писем, что я Вам отдал. Его письма ко мне с предложением союза. Несколько особо говорливых свидетельниц из моих борделей...

Добронравный Король поморщился. Сердце его было большим, а душа - открыта своему народу. Зачастую он принимал решения, которые шли вразрез с интересами дворянства, но в нем хватало силы, чтобы эти решения отстоять. Люди, простой народ, любили его и почитали точно Бога на земле. Но Добронравный Король - не золотая монета. Любить его все не могли. И не хотели. И потому, в самом деле, было лишь вопросом времени, когда недовольства против него назреют. Единственное, в чем ошиблись заговорщики - они спутали мягкость Короля со слабостью. И им придется за это поплатиться. Всем им.

— Люди не должны допустить и мысли о двоецарствии. Ты знаешь, что должно сделать.
— Конечно, Ваша Милость, - начал он ужимисто. - У всякой власти есть своя цена...

Элайджа говорил не только о власти Короля, вовсе нет. Между строк читалась та власть, которая есть у него самого перед властителем аденских земель. И как бы этот человек не был отвратителен, его нельзя было раздавить.

— Чего ты хочешь?

И снова - его гадкая, профессиональная усмешка. Худощавый, угловатый и невысокий, несмотря на довольно непримечательный цвет глаз и волос, черных как смоль, Элайджа запоминался каждому, кому повстречался на пути. Было ли дело в его внешности или в том, что его появление неминуемо предвещало за собой события - положительные и не очень - не ясно.

— Я простой муж, Ваша Светлость, и желания мои просты, - учтивый тон и широкая улыбка вывели бы из себя кого угодно. Кого угодно, кроме Добронравного Короля, слишком уставшего и слишком печального, чтобы держать злость на червя, вьющегося у подножия его трона. - Плодородные земли Ясногорья послужат благородным целям в моих руках.

О том, что ничего благородного от Риверди ждать не стоило, Король догадался и без дополнительных вопросов.

— Поместья Кевелов и их рабы - то, что предатели отобрали у моей семьи.
— Насколько мне известно, они были получены в счет уплаты долга.

Король не позволял юноше играть фактами в свою пользу. Эта семейка была кем угодно, но не жертвами.

— Не все ли равно, мой благочестивый правитель?

О чем и речь. Элайджу не тревожила справедливость, честь, мораль. Он уже поднял достаток своей семьи больше, чем кто-либо из предшественников. Но ему все было мало. Даже вписав себя на страницы истории собственного рода, он не мог успокоиться. Когда же этот человек успокоится? Какая сила его усмирит?

— Ты получишь их. Но только вместе с пастбищами Блейтсов, - те земли были известны своей обширностью и абсолютным отсутствием надлежащего над ними контроля. Уже многие десятилетия они не приносили подати в королевскую казну, а рабы оттуда сбегали десятками. Убыточное до крайности место.

Несложно размениваться землями и домами, которые короне не принадлежали. Делить то, что останется после павших от праведного возмездия не есть грех. Так свою душу успокаивал Король.

— Все, что предложит мой щедрый Король, - усмехнулся Элайджа. - Дайте мне немного времени. Через три дня я соберу все письма Вашего брата.
— А девушки?
— Они замолчат навек.

Сомневаться в его методах не приходилось. На душе, однако, было тяжело. Добронравный Король не желал обагрить руки кровью. Однако во избежание смуты он руками подлого змея лишил жизни тех, кому не дал и шанса защититься. Груз вины не покинет его сердца.

Элайджа кланяется, готовый покинуть своего Короля, но его останавливают простым и ясным:

— Риверди.

И он останавливается вместе с шествующим подле него слугой. Элайджа оборачивается, обращая свой взор к трону.

— У меня две незамужние дочери и все еще нет сына. Ты мог пожелать любую из них в жены. Нет награды желаннее, чем принцессы. Так почему?..

Элайджа не был стар. Не был дурен собой. И, в отличие от своих братьев, не был уличен в кровосмесительной связи. Он был умен и, как и всякий Риверди, ревностно оберегал бы свою семью. Родство с короной обеспечило бы ему место в Совете - никакой иной представитель этой семьи никогда бы не удостоился подобной чести. Но вместо этого все, что он пожелал за сохранение тайны о государственном перевороте, возглавляемом братом Короля, это земли. Немалые, но все же всего лишь земли. Имея возможность заточить в клетке феникса, он завел курятник.

Но Элайджа улыбался. Фальшиво ли, искренне ли - известно лишь одним Богам.

— Пусть Ваше главное сокровище остается при Вас, мой Король. Я не намерен становиться причиной женских слез, - он легко качает головой. - И пусть каждый остается на своем месте. Я делец, и оставаться мне им столь долго, сколько отведут мне Боги. Политика - удел тех, кому дворец стал родным домом. Мой же дом - на окраине Адена.

Этот охочий, жадный до денег и власти человек, и сейчас находил, чем удивить повидавшего немало Короля. Были ли у него свои планы? Или, возможно, под сводом дворцовых потолков он был честен как перед Шестимирье? Король не знал. Он не мог знал. Даже Короли - не Боги.

Они покидают тронный зал, но встреча эта еще не скоро покинет мысли Его Величества. Корона Добронравного Короля была слишком тяжела.

◐◐◐

— Он был прав.
— А?..

За окном стояла непроглядная тьма. Лишь слабое сияние свечей освещало две фигуры, стоящие в хозяйской спальне.

— Король. Ты мог попросить в жены любую из его дочерей.
— И тогда бы не получил ни единого клочка земли.
— Этот брак принес бы тебе куда больше.

Его руки, большие и теплые по сравнению с ладонями Элайджи, застегивали пуговицы на рукаве ночной рубашки своего господина. Помощь с отходом ко сну входила в каждодневные обязанности слуги. Так повелось, и в этом не было ничего странного. Не так ли? По крайней мере, за любые иные пересуды в этом доме отрезали языки.

— Например, выводок монарших детишек? Так и представляю, как бы нянчил их, возвращаясь с очередной охоты с Его Величеством. Как думаешь, сколько их было бы? Трое? Четверо?

Ответом ему служило напряженное, мрачное молчание. Элайджа прикусил язык. Сделал больно. Опять.

— Прости.

Но он молчит. Не в его положении и не в его статусе - держать обиду. Не положено. Но боль, запрятанная глубоко внутри, полученная от столь близкого человека, не могла исчезнуть в никуда. Если бы он только мог приказать себе не чувствовать.

Элайджа глядит на него внимательно. А следом с губ его срывается вздох. Рука его перехватывает успевшую отстраниться чужую ладонь и сжимает его. Следом ту же ладонь накрывает и вторая рука Эла.

— ...Этот брак не принес бы мне главного. Он никогда не принес бы мне счастья. И дело совсем не в принцессах.

Он знал. Они оба знали.

— Ты не можешь бегать от этого вечно.

"Даже ты не сможешь", читалось между строк.

— А разве я когда-то стоял на месте, Фред?

[/font]
Золото его волос и зелень глаз - вот и вся причина, чтобы продолжать бежать. Весь смысл и все счастье.

И пусть не смолкают разговоры. Пусть следуют по пятам беды. Пусть горе нависает, готовое в любой момент поразить с оглушительной силой.

Сейчас весь мир - это хозяйская спальня на окраине Адена и последняя потухшая свеча, в которой исчезли два силуэта.

Отредактировано Эль (2024-08-13 19:58:15)

Подпись автора

Эль де Риверди

36 лет, человек
Бывший преподаватель БиЗ | Бывшая фрейлина при дворе
Настроение: спокойствие с перманентной печалью
Общее состояние: фоновая слабость из-за плода, уменьшенное количество маны
Анкета
Беременна 🤰🏻