Признание жены бьет молотом по голове. Больно, оставляет гулкий звон, сопровождающий все дальнейшие ее слова, и лишает опоры под ногами.
Пожалуй, глупым было бы решение, словно он никогда не допускал подобных мыслей. Вообще-то, немалое из того, что когда-то вытворяла женщина, столь уверенно поработившая его разум и сердце, не поддавалось объяснениям более миролюбивого плана. Линкс не был сведущ в магических штучках, которыми баловались девушки и женщины, но пару раз задумывался о том, что ни одно из них не позволяло надолго, основательно поменять волосы - ведь речь не только о цвете, речь и о текстуре, и о том, как чувствовались они на руке, росли ли постоянно или зависали в одном и том же положении надолго. Он видел несколько ее образов и любил каждый из них, и за этой любовью не добирался до действительно правильных мыслей: если это не простое заклинание, которое поменяло бы волосы всего ничего, на часик свидания, то что это? И собственная некомпетентность в последние три дня выводила из себя. Конечно, дело не ограничивалось тем, как она обходилась со своим внешним видом, и тем хуже, ведь это вызывало еще больше вопросов. Был бы только труд ими задаться...
Но теперь, зная все то, до чего дотянулись руки Октавии за время всей ее жизни, Линкс задавался иными. Почему она никогда не рассказывала? О, это очевидно, ведь не то чтобы темным магам и колдуньям жилось просто, невинно и легко. Поначалу, конечно, он был никем и ничем, чтобы она перед ним объяснялась, но потом? Так и остался ничем? Вряд ли. Она вела себя иначе и говорила иначе, и он верил. Боялась? Полагала, что тогда все закончится? Не желала вмешивать во всю эту грязь? Не доверяла? Намерена была использовать из раза в раз еще и еще, не имея в своем ближайшем окружении тех, кто мог бы ее выдать ради ее же блага? Любила так сильно, что не желала пугать, или не любила настолько, что продолжала хранить этот скелет без намерения его вытаскивать?
Даже то огромное ничто, что видел Линкс в трансляции перед ее обрывом, судя по всему, оказалось ее рук делом. В том и была цена ее конечности? Защищая дочь (сердце пропускает удар и запоздало колет, хоть все давно и кончено) и всех, кто был рядом, она отдавала все, что имела? Мысли бьются беспорядочным роем, пока она все говорит и говорит, пока она выдает все больше тайн и все сильнее открывается. Это похоже на неприличную даже для супругов наготу, ту, от которой невольно хочется прикрыть глаза, отвернуться и извиниться. Линкс, оборотень, существо магическое по своей сущности, хоть и в магии ущербное, ощущал всю выплаченную Октавией цену в тройном размере. И это ранило. Большую боль он чувствовал лишь от самого того простого факта, что он видел, как плохо ей самой.
— Иди сюда.
Он присаживается ближе аккуратно, обвивая ее руками за талию и прислоняя к себе, зарываясь носом в ее волосы и прикрывая глаза. Хочется остановить этот самый миг, и чтобы время не шло вовсе. Вот именно так, вместе, мир казался правильным. Всегда бывшие непохожими друг на друга настолько, насколько это вообще было возможно, вместе они чувствовались совершенно естественно. Не нужно было никаких масок, не нужно было ролей - "сильный", "мудрый", "хитрый", "невозмутимый", "неприкасаемый" - ничего из этого. Ведь они были просто самими собой. Живыми. Лишь мертвые в истории и сказках могут быть идеальными. Лишь малые дети восхищаются теми, кто весь заключался в одной лишь правильности. И у всех были свои гадкие, грязные секреты. Просто настала пора ее секретам лопнуть, словно мыльный пузырек. Что до его собственных... это позже.
— Я, — Линкс выдерживает паузу в неуверенности, как именно передать свои мысли, негромко вздыхает, а следом продолжает: — был зол. Если бы ты только знала, как сильно я злился. И на этого мальчишку, и на злой рок, и на тебя. Особенно на тебя. И мне было страшно. Даже в худшие дни ты не пропадала так, как пропала в эти три дня. Я не знал, что и думать, и не знал, как помочь. Бессилие убивало. И эти крики, с которыми ты просыпалась...
Большой палец его правой руки добирается до локтя ее черной, иссохшей. Касается, проводит медленно и практически невесомо. Умершая плоть не отвращала, но вызывала сочувствие. Он принял ее.
— Но ты - все еще ты, — продолжает он тихо, прижимая ее крепче к себе. — И ты мне нужна. Нужна живой и здоровой, нужна вся ты настоящая. Остальное... значения не имеет. Будь ты хоть главой ордена во плоти, плевать. Я все равно люблю тебя.
- Подпись автора
Анкета
Рысь, преподаватель зверомагии, 48 лет
Облик и инвентарь: волосы сильно короче обычного, растрепаны, густая борода, седина то тут, то там, одежда простая: все темное, рубаха, штаны, ботинки. Укутывается в подогреваемое магией тканевое полотно. Раненую руку прячет под полотном.
Состояние: нет правой кисти, место отрыва прижжено и обработано Варном и Каем, в левом плече скрывается инородный паразит (в этой форме не виден!). Болевой синдром выражен.